Диса и Илса растерянно уставились друг на друга, потом на Марка.

Молнии секли небо над ЗвеРрой, дождь горохом скакал по кровле. Небо яростно рычало.

— У нас почти нет дождей! — прокричала в ухо Марку подобравшаяся поближе Илса. — Да ещё таких! Вот снег — сколько угодно!

— Ага, значит зонтики у вас не наколдовываются!!! — заорал в ответ Марк. — Это гроза!

— Угроза?! — переспросила Илса.

— Просто гроза!

Площадь вокруг башни стала чёрной, потом ослепительно белой, потом снова чёрной. Дождевые струи прибивали к земле намокших лисьих аристократов, торопящихся под защиту домов.

Росомаха оборотился человеком, подпрыгивал и выставлял руки, пытаясь поймать падающую воду.

— Водопад!!! — громко визжал он.

Птека прижался к столбу, поддерживающему перекладины, и завороженно смотрел на изменившийся город.

— В тучах водятся змеи!

— Это молнии! — объяснил Марк.

Гроза бушевала долго, потом перешла в затяжной дождь.

Вино было выпито до последней капли, сидеть на мокрой звоннице надоело. Компания под колоколом распалась. Лисички приоделись в длинные плащи, подобрали подолы и направились в Лисьи Норы проведать родственников.

А Марку со спутниками пора было на мельницу.

Птека решил подставить дождю свою шубу, надеясь, что вода будет стекать с меха, как со стожка. Росомаха просто оборотился в зверя. Марку же ничего не оставалось, как накинуть плащ на голову и надеяться, что кроссовки выдержат, не расклеятся в мокром виде.

И они пошли домой.

Дождь отмыл уличные булыжники до тусклого сияния. Росомаха с восторгом шлёпал прямо по лужам, заново пачкая блистающие мостовые. Птека аккуратно обходил лужи сторонкой.

Марк смотрел на мир вокруг из складок плаща, как из шатра. Кроссовки оставляли на камнях ребристые отпечатки, которые тут же смывались потоками. Голова была в сухости, зато джинсы по колено промокли.

Мельница стояла, как новенькая. Подожгли, точно по предсказаниям Птеки, лестницу, но дождь затушил огонь, не причинивший ни ступенькам, ни перилам особого ущерба.

Марк обрадовался несказанно: он привык к окнам на все четыре стороны света, к работе жерновов и молоточков. К флюгеру, реющему над крышей.

Дождь деликатно, но настойчиво стучался в южное и восточное окна.

Птека сразу же побежал на кухню затапливать печь. Росомаха — грязный, мокрый и довольный — оставляя за собой чёткий след, забрался под кровать.

Марк повесил промокший плащ для просушки у трубы, стянул джинсы и небрежно прицепил рядом с плащом. Подумав, сырые носки отнёс сушиться наверх, на чердак.

Из-под кровати отчаянно несло мокрой псиной.

Марк, не обращая на это ни малейшего внимания, забрался под лоскутное одеяло и с наслаждением вытянулся, заснув в одно мгновение.

Дождь лил и лил, словно стремился наверстать то время, когда в городе не было дождей. Грохотало теперь в отдалении, где-то за ЗвеРрой-рекой.

И сны под шум дождя снились лёгкие, светлые и пушистые, как волосы Илсы.

Проснувшись, Марк понял, что, наконец-то, отдохнул.

Он потянулся от души и свесился с кровати. Осмотр показал, что росомаха продолжает дрыхнуть без задних ног. Марк спустился на кухню — Птека ровно сопел на лежанке, пригревшись у печки. Перед сном звеРрик замесил тесто, чтобы всё-таки состряпать самый лучший в мире пирог. На плите загадочно булькало травяное варево. Отлив из кастрюли в кувшин, Марк прихватил сыр и лепёшки, и поднялся в комнату.

Неторопливо попивая птекин не то отвар, не то компот, разложил на столе добычу нескольких дней. И принялся сличать зарисовки, выписывая на отдельный лист для памяти:

"Пророк, вариант один, Волчьи Башни: пророк одноглазый, шуба, чепчик, шляпа, башмаки. Перстень-печатка, фонарь, посох, свиток.

Пророк, вариант два, Олений Двор: пророк одноглазый, шуба, чепчик, шляпа, пояс, башмаки. Фонарь, посох, свиток.

Пророк, вариант три, трактир "Весёлая крыска": пророк одноглазый, шуба, чепчик, шляпа, пояс, башмаки. Перстень-печатка, посох, свиток".

То, что в разных изображениях разнятся и предметы, было видно совершенно отчётливо.

Марк выписал отдельной строкой:

"Перстень-печатка, пояс, фонарь. А?"

Взял клочок бумаги, озаглавив его: "Остались в городе". На этом листе значились: "Астролябия" и "Башмаки".

В дверь раздался тихий стук. Марк заглянул под кровать, — росомаха прислушался, принюхался, чуть шевельнул ухом, но особой тревоги не высказал.

Марк открыл.

За дверью оказался отец Нисы в промокшем до нитки плаще. Архивариус.

— Извините за беспокойство… — затоптался он на пороге. — Но давно хотел посетить Вашу замечательную мельницу. А сегодня на удивление безопасный день, льёт и льёт, все попрятались. Такого никто не припомнит, и ни в одной хронике нет…

— Вы к печке, к печке проходите, — пригласил Марк. — Труба горячая, быстро плащ подсушит. Горяченького м-м-м…, компота…, хотите?

— Не откажусь, — улыбнулся лис.

Он присел к столу, за которым работал Марк, принял кружку и лепёшку. Пробежал глазами выписки, кивнул.

— О да, теперь я тоже склонен думать, что Артефактом был либо перстень, либо пояс, либо фонарь. До нас дошли отголоски преданий, что печать пророка — именно этого перстня-печатки — оттиснута на Предсказании. Была.

— Ну так значит, это перстень — и дело с концом! — обрадовался Марк и быстро поправился: — То есть, делу — конец, хотел я сказать.

— Увы. По другим преданиям, неразрывно связаны Круг Безумия и застегнутый пояс пророка.

— А где узнать поподробнее? — заинтересовался Марк.

— Боюсь, только с моих слов. Гис в ярости спалил эти документы. Они вызвали его раздражение своей туманностью. Ведь было и третье смутное предание, о том, что фонарь пророка освещает истинную суть и гонит звеРрюг вспять. Я думаю, что это были шутки Хранителей: очень в духе оленей, напустить туману и наслаждаться. Вы знаете, это ведь очень давняя история о том, как волки обиделись на оленей. Именно волки передали городу башмаки пророка и астролябию. Они надеялись стать хранителями — но, опасаясь их несговорчивого нрава, звеРри предпочли оленей. Было ли это лучше для ЗвеРры — до сих пор непонятно. Олени, мало того, что обошли волков, так ещё и святынями распорядились совершенно по-своему. Астролябию отдали соболям, для нужд звездочётов, и это ещё можно понять, но башмаки! Башмаки разделили, один подарили нам, лисицам, второй оставили в Оленьем Дворе, но по пышности церемоний обряды с башмаком и близко не стояли к тому, чем окружали Артефакт. Волки обиделись

— Получается, олени подначили волков? — перебил архивариуса Марк. — Умышленно оскорбили?

— Боюсь, олени даже не заметили, что нанесли волкам несмываемую обиду, — объяснил лис. — Они поступили так, как сочли нужным поступить, а то, что в городе есть ещё звеРри, равные, вообще-то, им по положению — оленям и в голову не пришло. Они же никого не замечали.

Марк вздохнул. Это он уже слышал много раз. А требовалось что-то новенькое, чтобы сдвинуть поиск с мёртвой точки. Из новенького была пока только история о башмаках.

— А ведь главарь волков башмаки не признал! — вспомнил Марк. — Диса сразу узнала, а этот нет.

— Ничего удивительного, — улыбнулся понимающе лис. — Их так уязвило избрание оленей и судьба святынь, что они предпочли всё забыть. И забыли. В городском архиве хранились прелюбопытнейшие записи. Пока Гис там не побывал…

Марк подлил архивариусу Птекиного отвара. После второй кружки отвар уже не казался трава-травой, язык отыскивал в нём приятные вкусовые нотки.

— А почему Ниса так любит вышивать мышей? — спросил он.

— Потому что лиса, наверное… — улыбнулся архивариус. — Зов крови, мышковать хочется. Вы знаете, у вас так странно пахнет…

— Это носки, — смиренно признался Марк, но потом вспомнил, что носки сушатся на чердаке, и поправился: — Это росомаха.